Издательство «Изобразительное искусство». Москва. 1979 г.
В комплекте 16 открыток, обложка
Формат 15 x 10.5 см
Тираж 130 000
Художники Кукрыниксы
Цена одной открытки 3 коп.
Цена комплекта коп.
— Пусть сейчас заложат двухсестную карету, и поедем в новые кунсткамеры смотреть.
— Извольте,— говорят,— взять ее на ладошечку — у нее в пузичке заводная дырка, а ключ семь поворотов имеет, и тогда она пойдет дансе... Насилу государь этот ключик ухватил и насилу его в щепотке мог удержать, а в другую щепотку блошку взял и только ключик вставил, как почувствовал, что она начинает усиками водить, потом ножками стала перебирать, а наконец вдруг прыгнула и на одном лету прямое дансе и две верояции в сторону, потом в другую, и так в три верояции всю кавриль станцевала.
— Ну, так врете же вы, подлецы, я с вами так не расстануся, а один из вас со мною в Петербург поедет, и я его там допытаюся, какие есть ваши хитрости.
И с этим протянул руку, схватил своими куцапыми пальцами за шивороток косого левшу, так что у того все крючочки от казакина отлетели, и кинул его к себе в коляску в ноги.
— Сиди,— говорит,— здесь до самого Петербурга вроде пубеля,— ты мне за всех ответишь. А вы,— говорит свистовым,— теперь гайда! Не зевайте, чтобы послезавтра я в Петербурге у государя был.
Государь посмотрел и сказал:
— Что за лихо!
Но веры своей в русских мастеров не убавил, а велел позвать свою любимую дочь Александру Николаевну и приказал ей:
— У тебя на руках персты тонкие-возьми маленький ключик и заведи поскорее в этой нимфозории брюшную машинку.
— И твое имя тут есть? — спросил государь.
— Никак нет,— отвечает левша,— моего одного и нет.
— Почему же?
— А потому,— говорит,— что я мельче этих подковок работал: я гвоздики выковывал, которыми подковки забиты,— там уже никакой мелкоскоп взять не может.
Государь спросил:
— Где же ваш мелкоскоп, с которым вы могли произвести это удивление?
А левша ответил:
— Мы люди бедные и по бедности своей мелкоскопа не имеем, а у нас так глаз пристрелявши.
— Оставайтесь у нас, мы вам большую образованность передадим, и из вас удивительный мастер выйдет.
Но на это левша не согласился.
— У меня,— говорит,— дома родители есть.
Англичане назвались, чтобы его родителям деньги посылать, но левша не взял.
— Мы,— говорит,— к своей родине привержены, и тятенька мой уже старичок, а родительница — старушка и привыкши в свой приход в церковь ходить, да и мне тут в одиночестве очень скучно будет, потому что я еще в холостом звании.
— Вы,— говорят,— обвыкнете, наш закон примете, и мы вас женим.
— Этого,— ответил левша,— никогда быть не может...
Ничем его англичане не могли сбить, чтобы он на их жизнь прельстился, а только уговорили его на короткое время погостить.
— Это и мы так можем.
А как до старого ружья дойдет,— засунет палец в дуло, поводит по стенкам и вздохнет:
— Это,— говорит,— против нашего не в пример превосходнейше.
— Мне бы,— говорит,— два слова государю непременно надо сказать...
Но только когда Мартын-Сольский приехал, левша уже кончался, потому что у него затылок о парат раскололся, и он одно только мог внятно выговорить:
— Скажите государю, что у англичан ружья кирпичом не чистят: пусть чтобы и у нас не чистили, а то, храни бог войны, они стрелять не годятся. И с этой верностью левша перекрестился и помер.