1920–1930-е годы Павел Варфоломеевич Кузнецов искренне увлекся трудовыми сюжетами «от садоводства до цветоводства, от процессов колхозного труда к праздникам урожая».
П. Кузнецов. Весна в мичуринском саду. 1938
Садоводом был дед художника — вот откуда это упоение красками природы в полотнах Кузнецова. Вновь и вновь он обращался к образу сада, цветущих яблонь. Даже производственные пейзажи в исполнении Павла Кузнецова превращаются в фантастические райские сады.
П. Кузнецов. В саду. Конец 1930-х
Девушка с корзиной яблок. Конец 1930-х
«Он много работал в Крыму и на Кавказе, живописуя обобществление отар, виноградников и чайных плантаций в таком возвышенно-эпическом, иконописно-фресковом ключе, что мысль о страшном голоде начале 1930-х, последовавшем за этим обобществлением, отступает перед лицом чистейшей красоты»…
(Анна Толстова)
П. В. Кузнецов. Сбор урожая – 1935
« Когда мы смотрим на саму эпоху, она является нам как конгломерат бедствий и мерзостей. Когда перед нами – искусство эпохи, вместо крови и грязи остаются свет и добро».
(Дмитрий Сарабьянов)
«В 1929 году я побывала на выставке Кузнецова в ГТГ. <...> На выставке было светло и празднично. Свет шел не с пыльных потолков, а как бы излучался из самих картин. Холсты казались прозрачными, легкие краски светились, голубой и розовый воздух колыхался в залах. Я не помню всех картин на этой выставке, но помню общее радостное впечатление от них. Солнечные пейзажи, где на светлой земле трудились счастливые люди, двигаясь размеренно и ритмично. Покой и мир струился из каждого холста, будь это сборы винограда, стада в степи и т.д. Я так благодарна Павлу Варфоломеевичу за то, что этой выставкой он открыл мне двери в мир пластической поэзии…
Я знаю, что многие ценители живописи признают только десятые годы у Кузнецова, его "степной" период. А я полюбила и его стройки со стремительными спиралями дорог, по которым радостно движутся животные и люди. Мне кажется, что именно Кузнецов передал тот энтузиазм, овладевший строителями новой жизни, динамику и восторг преодоления трудностей.
(А. В. Щекин-Кротова)
П. В. Кузнецов. Крымский колхоз. 1928. Холст, масло. Государственный Русский музей
П. В. Кузнецов. Чайные плантации. Чаква. 1928. Картон, масло. ГРМ
«…Пейзаж часто увиден сверху, с высоты птичьего полета, горизонт располагается высоко, а иногда и вовсе уходит за пределы холста, пространство растет вверх».
П. В. Кузнецов. Мать. 1930. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея
«Появились конкретные приметы нового времени – мощные сельскохозяйственные машины… Но какие-то прежние "иконографические" особенности сохранились». (Д. Сарабьянов)
П. В. Кузнецов. Пастушок со стадом. 1936. Холст, масло.
Пермская государственная художественная галерея
«Что делают персонажи на его холстах? Работают, куда-то идут, стоят, лежат, иногда спят – легче сказать о том, чего они не делают. Они не являются нам в состоянии возбуждения, выводящего их из привычного русла задумчивости, самопогружения, созерцания. Они никогда не сталкиваются друг с другом в конфликте. Не демонстрируют сложное действие, не выражают какое-то значительное событие, хотя бездействие героев само по себе торжественно и по-своему монументально. Художник стремится в быте прозреть бытие, в повседневном увидеть значительное»…
(Д. Сарабьянов)
П. В. Кузнецов. Отдых. 1925
Строительство
«Неотъемлемой приметой времени были картины, посвящённые стройкам первых пятилеток, индустриальным гигантам, гидроэлектростанциям, железным дорогам.
В работах П. В. Кузнецова не протокольная фиксация подробностей и деталей, а сотворение нового живописного мира, рождённого эпохой. Художник, уживаясь с новой идеологией, продолжал эстетизировать действительность».
П. В. Кузнецов. Строительство в Армении. 1930-1931. Холст, масло.
Государственный Русский музей
«В картинах ереванской серии доминируют оттенки красного (красноватая земля и розовый туф, из которого возводились дома). На фоне темно-синего неба, гор и высоких башен-домов работают люди, волы, движутся машины со строительными материалами. Эти почти фантастические и динамичные сцены немного напоминают «Вавилонскую башню» П. Брейгеля. Такое же ощущение древней легенды пронизывает и пейзажи с нефтяными вышками, написанные Кузнецовым в Баку». (Галина Дятлева)
П. В. Кузнецов. Строительство нового квартала
П. В. Кузнецов. Фермы моста через Волгу. 1934
«Стройный мост из железа ажурного,
Застеклённый осколками неба лазурного.
Попробуй вынь его
Из неба синего –
Станет голо и пусто.
Это и есть искусство».
Давид Самойлов
«Поэтический мир молодого Кузнецова кажется хрупким, как все прекрасные вещи. Можно подумать, что он не способен выдержать натиска действительности.
Но вот грянули события, которые всё перевернули в нашей стране и потрясли мир. Казалось бы, такой художник, как Кузнецов, должен потерять под ногами почву и спрятаться в свою скорлупу. Ничуть не бывало!.. В его картинах тех лет во всём величии и красоте из кружева лесов вырастают громады Еревана, стройно поднимаясь по дымящимся склонам Кавказских гор, женщины собирают хлопок и чай. И всюду цветы, цветы, цветы. Кузнецов готов превратить нашу страну в прекрасный цветущий сад. Всё полно энергии и порыва, пленяет красками и ритмами».
(Алпатов)
Спорт
П. В. Кузнецов. Пушбол. 1931. Холст, масло.
Картина "Пушбол" не слишком типична для живописца по тематике. Его прежде не замечали в пристрастии к спортивным сюжетам. Пушбол – это командная спортивная игра с очень большим кожаным мячом диаметром до 2-х метров и весом 20-30 кг, который следует протолкнуть в ворота соперника. Придуманная в 1894 году в Гарвардском университете, она до сих пор не слишком распространена в нашей стране. Для Кузнецова эта работа в чём-то программна. Он устремляет руки и помыслы своих персонажей вверх, чтобы оторвать их от земли с её буднями. У картины динамичная и подвижная композиция… Возможно, он сумел подметить, самую важную сторону духовной жизни народа того времени – оптимизм, веру в грядущее, радость жизни… Простая спортивная игра превращена Кузнецовым в какое-то грандиозное космическое действо. Кажется, в руках играющих огромная пылающая планета.
П. В. Кузнецов. Футбол. 1931.
-=-=-=-=-=-=
«В 1932 году были упразднены все союзы, объединения и художественные общества, эту дату можно считать завершением эпохи русского авангарда. Согнанные под одну крышу «Союза художников», авангардисты попали под плотный надзор»…
(Д. Сарабьянов)
И картины П. В. Кузнецова не устраивали «неистовых ревнителей» революционного искусства, чутко улавливающих известную отрешённость художника от агитационно-злободневных задач. Их обличительные и подстёгивающие окрики в прессе мешали творческой работе мастера. При всей искренности желания откликнуться на социальный заказ Кузнецов не мог вполне удовлетворить ортодоксов новой идеологии, часто подвергавших его жесткой критике за "эстетизм", "формализм" и т. п. Те же обвинения были адресованы другим мастерам объединения "Четыре искусства" (1924-1931), членом-учредителем и председателем которого был Кузнецов. И всё же Павлу Варфоломеевичу удалось оставаться самим собой и заниматься тем, что он считал важным, сохранять удивительный изобразительный язык, в котором есть и условность, и обобщение, и монументальность.
«Вообще они (о Павле Варфоломеевиче Кузнецове и Елене Михайловне Бебутовой) удивительные были, они жили своей жизнью. Причем это не то, что они фрондировали, они были нормальные совершенно люди. Принимали советскую власть, никогда ее не ругали, ничего, она как-то их не задевала. У них быт был, как еще до революции, эта мастерская артистическая. Очень бедно всё, но стоял рояль, на котором играла на этих суаре племянница Елены Михайловны».
(Елена Борисовна Мурина - советский и российский искусствовед, историк искусства).
Суаре – званый вечер.
Фрондировать (иноск.) — выражать недовольство властями
Искусствовед Татьяна Левина, многие годы изучающая творчество художника, обнаружила в его поздних работах возвращение к идеям символистского периода.
П. В. Кузнецов. Материнство. 1940-е
«Вот конкретная сцена: на дачной террасе – плетеная мебель, перила, сидит молодая мать, известно, что ее звали Дуся, в косынке. У нее на коленях младенец, он всплескивает ручками, и из его ручек летит стая птиц. То есть он (П. В. Кузнецов) около 1940 года неожиданно возвращается к тем темам, которые были для него самыми главными в символистский период – пробуждение души».
(Татьяна Левина)
Портреты
Пожалуй, портрет, самый конкретный жанр, наименее характерен для Кузнецова. Такие характеристики, как типизация, собирательный образ, здесь отсутствуют. Павла Варфоломеевича интересуют вполне конкретные люди, творческие, активные, посвятившие свою жизнь искусству. Это не парадные портреты. Художник изображает близких и любимых.
П. В. Кузнецов. Портрет скульптора А.Т. Матвеева. 1912. Темпера, холст. ГРМ
Портрет Александра Терентьевича Матвеева (1878-1960) - знаменитого скульптора и друга П. В. Кузнецова. В сущности, здесь та же любимая им тема - рождение. Главное в этом портрете - внутренняя жизнь человека. Художник очень точно передает состояние полной отрешенности скульптора от окружающей среды, абсолютный уход в себя. Сложные линейные ритмы связывают портретируемого с фоном картины, где изображены известные его работы («Заснувший мальчик», «Юноша»). Скульптуры предстают незавершенными, невоплощенными до конца, словно мастер еще не вложил в них душу. Они - своего рода иллюстрация творческого процесса, рождения нового образа в сознании творца.
П. В. Кузнецов. Портрет скульптора А.Т.Матвеева. 1928. ГРМ
Матвеев Александр Терентьевич и Павел Варфоломеевич Кузнецов – саратовцы и друзья на протяжении всей жизни.
Портрет С. М. Городецкого. 1924. ГРМ
Сергей Митрофанович Городецкий (1884 - 1967) —поэт, переводчик, друг Павла Варфоломеевича Кузнецова.
«Его первая книжка «Ярь» была не просто стилизацией скифских мотивов. В душе у этого поэта был в самом деле какой-то родник древнего нашего мироощущения». (Георгий Иванович Чулков – поэт, прозаик, литературный критик)
Книга стихотворений Сергея Городецкого «Ярь» имела огромный успех и у читателей, и у таких мэтров поэзии, как Вячеслав Иванов и Валерий Брюсов.
В 1960-е годы в Записных книжках Ахматова жёстко скажет о бывшем «солнечном мальчике Сереже Городецком»: «Дальнейшая судьба этого персонажа, вероятно, любопытна с многих точек зрения, но к истории русской поэзии никакого отношения не имеет».
П. В. Кузнецов. Портрет С.А.Кусевицкого после концерта. 1917. Картон, масло
Из собрания О.М.Дурылиной
Сергей Александрович Кусевицкий (1874 - 1951) — русский и американский контрабасист, дирижёр и композитор.
В 1908 дебютировал как дирижёр с Берлинским филармоническим оркестром, исполнив с Сергеем Рахманиновым его Второй фортепианный концерт.
С. А. Кусевицкий - основатель Российского музыкального издательства (1909), где впервые были опубликованы партитуры многих сочинений С. Прокофьева, С. Рахманинова, А. Скрябина, И. Стравинского.
В 1909 году он основал в Москве собственный оркестр. После революции руководил симфоническим оркестром в Петрограде, затем переехал в Париж, где с 1921 по 1928 годы проходили «Концерты Сергея Кусевицкого».
Именно Кусевицкий первым открыл талант Марио Ланца.
Кусевицкий - кавалер ордена Почетного легиона, почётный профессор многих американских университетов, доктор искусств Гарварда и Принстона.
"Его видели в ярости и в нежном настроении, в порыве энтузиазма, счастливым, в слезах, но никто не видел его равнодушным". (Григорий Пятигорский, виолончелист)
«Он никогда не переставал работать, никогда! Кусевицкого сделал труд!" (Артур Рубинштейн, пианист).
П. В. Кузнецов. Портрет доктора Алексея Андреевича Замкова (1884 - 1942), исследователя и новатора в области медицины. 1932
В 1914 году дочь богатого купца Вера Мухина (впоследствии - знаменитый скульптор, автор скульптуры "Рабочий и колхозница") стала ухаживать за ранеными в солдатском лазарете, находившемся на Арбате в здании роддома им. Грауэрмана. Здесь Вера и познакомилась с доктором Алексеем Замковым. Вновь она Алексея увидела только в 1916-м году, когда его привезли с фронта умирающим от тифа. В 1918-м Замков и Мухина стали мужем и женой.
В 1920-м году родился сын Волик (Всеволод). В 5 лет сын заболел костным туберкулезом. На врачей надежды не было. Родители сами его спасали: дома на обеденном столе Замков прооперировал сына вопреки медицинским предписаниям. И через 2 года Волик оставил костыли. Эта история долго была семейной тайной.
А. А. Замков получил известность, когда созданный им в 1929 году препарат гравидан при клинических испытаниях дал заметный положительный эффект при лечении целого ряда заболеваний. Но в 1930 году под лозунгом «борьбы со знахарством» работы по препарату были остановлены, а Замков уволен из Института экспериментальной биологии… Однако сведения о необычном препарате (в немалой степени усилиями М. Горького) дошли до высшего руководства страны. В 1932 год Замков был назначен директором специально созданной лаборатории, а позднее возглавил Государственный институт урогравиданотерапии. В 1938 году институт был расформирован, а научная и медицинская деятельность Замкова подвергнута обструкции…
Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище. На могиле установлен памятник работы его жены — Веры Мухиной, с надписью: «Я сделал для людей всё, что мог»…
Портрет брата (Виктора). 1938
«Музыкальность кузнецовской живописи исключительно не случайна. Дед Фёдор Петрович Кузнецов был скрипачом. Трудно утверждать, каков был его путь в искусстве, и было ли это вообще искусство или только ремесло – можно лишь предполагать его происхождение из крепостных музыкантов. На пианино играла мать, Евдокия Илларионовна, сам Павел в юном возрасте учился играть на скрипке…
Большое музыкальное дарование досталось самому младшему из братьев – Виктору. В детстве с ним занимался известный виолончелист Михаил Букиник. Карьере музыканта помешала контузия, полученная на первой мировой войне, и как следствие – прогрессирующая глухота.
Виктор с его нежной спокойной душой, сочинявший стихи и рассказы, с самого детства был камертоном, издававшим чистые ноты жизни.
До конца дней он жил в родительском доме. После смерти Виктора долгое время сохраняла дом в нетронутом виде его вдова, Ольга Ильинична. Еще в семидесятых годах приносила она в Радищевский музей из завалов мансарды-мастерской пропыленные холсты, рисунки, вещи. Ждала, что дом у оврага, ее стараниями утопавший с приходом тепла в цветах, станет музеем. Но так и не дождалась»...
(Игорь Сорокин – первый /с 1989-го по 2007-й/ заведующий домом-музеем Павла Кузнецова)
Все искусствоведы отмечают высочайший музыкальный строй кузнецовских полотен, удивляются плавности и певучести его линий. И сам он любил употреблять в разговоре о живописи слово «касание».
«Рука у Кузнецова в большей мере, чем у другого художника, может быть уподоблена руке пианиста, кончики пальцев которого обладают особой чувствительностью, каждое прикосновение к клавишам становится актом духовного волеизъявления музыканта и одновременно реализует в себе весь ремесленный опыт, накопленный годами».
(Д.В. Сарабьянов)
Годы Отечественной войны 1941 – 1945
В октябре 1941 года, когда все явственнее стала угроза захвата столицы фашистскими войсками, Павел Кузнецов отказался покинуть Москву. Вместе со своей супругой Е. М. Бебутовой они остались в постепенно пустеющем городе… На их полотнах тех лет можно увидеть улицы военной столицы, самолеты между боевыми вылетами, парашютные десанты, лица людей, отправляющихся на фронт.
В годы ВОв Павел Кузнецов написал несколько портретов, на которых бойцы Красной армии, представители нелегких военных профессий - летчик, штурман, разведчик. Как правило, со всеми из них он был лично знаком, а порой дружен. Павел Кузнецов выезжал на аэродромы для того, чтобы видеть и наблюдать портретируемых в привычной для них обстановке.
Кузнецов Павел Варфоломеевич. 1878-1968. Портрет штурмана В.П. Конашевича
1942. Холст, масло. Радищевский музей
Оптимистичный, не лишенный романтики портрет.
П.В. Кузнецов. Портрет поэта С.П. Щипачева. Радищевский музей
Портрет поэта С. П. Щипачева – один из серии портретов писателей. Степан Петрович Щипачев - советский поэт - в военные годы работал корреспондентом газеты «За Родину», писал стихи, часто бывал на фронте.
-=-=-=-=-=-=-=-=-=
В 1940-50-е годы после обвинений в «эстетизме» и «формализме» работы Кузнецова перестали выставлять, а его самого отстранили от преподавания. Несмотря на это, он продолжал много работать. В последние годы его излюбленными жанрами стали пейзаж и натюрморт: Кузнецов возвращался к той пленэрной живописи, с которой начинал свой творческий путь. Заслуженное признание вернулось к нему лишь в последнее десятилетие жизни.
Натюрморты
Значительный раздел живописи Кузнецова - «натюрморты».
П. В. Кузнецов. Натюрморт с подносом. 1916
П. В. Кузнецов. Натюрморт с хрусталем.1919
«Натюрморт с хрусталем» (1919) классичен в своей простоте и изяществе цвета. Ни одного резкого звука, цвет будто пригашен, что сообщает изображению мелодичность льющихся холодных цветов, слегка оживленных теплыми.
П. В. Кузнецов.. Натюрморт. 1916. Холст, масло.
Эта картина – своеобразный синтез натюрморта и пейзажа. Золотые, сияющие радужными оттенками плоды, словно проступают из узора на подносе. Ваза в центре поднимает взгляд вверх, где за окном открывается городской пейзаж, с домами подобными голубым кристаллам. Торжественная пирамидальная композиция строится по принципу иконного пространства – от земного к небесному, от золота земных плодов к бесплотно-голубым далям. Стол – будто алтарь, хрустальная ваза – священный сосуд, голубой цвет как символ света духовного, проявляющего скрытую сущность реального мира. Свет растворяет оболочку предметов и заставляет их сиять изнутри. Зритель становится свидетелем преображения обыденного мира, что наполняет картину смыслом, выводящим ее за рамки традиционного натюрморта.
П. В. Кузнецов. Цветы и дыни. 1913. Картон, темпера. Частное собрание
Ещё в середине 30-х годов Кузнецовы приобретают под Москвой, в Кратове, домик, который скоро обрастает цветущим садом и огородом. Художник вспоминает заветы своего деда - садовника. Плоды его любовного огородничества и садоводства становятся героями натюрмортов и пейзажей.
П. В. Кузнецов. Дачный домик. 1940-е
П. В. Кузнецов. Капуста. 1932. Холст, масло. ГТГ
Даже кочан капусты на натюрморте 1932 года напоминает то ли увесистую розу, то ли намекает на дитя, что найдено «в капусте»… Между прочим, капусту, рассказывают, он сам выращивал на даче. Такой вот Гораций из Саратова.
(Квинт Гораций Флакк - древнеримский поэт…, в поздних стихах воспевал жизнь в деревне и простоту сельской жизни, сам выращивал капусту.)
П. В. Кузнецов. Натюрморт с овощами. 1947 г. Холст, масло
П. В. Кузнецов. Цветы. 1939. Холст, масло, Радищевский музей...
С середины 1930-х годов сменилось отношение мастера к натюрморту, которому он уже посвятил одну из страниц своего творчества. Прежде он сам диктовал природе свои законы, преображал и видоизменял ее, создавая новый загадочный и чудесный мир. Теперь художник следует за природой, выявляя и подчеркивая свет и радость, которую она дарует человеку. Чтобы достичь особой декоративности, он ищет и подбирает плоды и растения, полные сияния лета, "расплескивающие" вокруг разноцветье красок.
(Е. Н. Пакалина)
П. В. Кузнецов. На даче. Вторая половина 1940-х. Собрание семьи Мамонтовых, Москва.
«С Павлом Варфоломеевичем и Еленой Михайловной меня познакомил Фальк в 1940 году. Мои впечатления от его живописи и его личности сразу, естественно, совпали. Такая в нем была детская непосредственность, чистота и цельность. Какие бы наивности он ни говорил, в его словах всегда была мудрость много размышляющего человека... Отношения между Фальком и Кузнецовым были не очень близкими, но уважительными и доброжелательными. Искусство друг друга они чтили и любили искренне. Фальк рассказывал мне, что в юности "Валеты" и "Розы" чуть не враждовали. "Бубновые" считали себя реалистами и демократами, а "голубых" — аристократами и эстетами. "Теперь время показало, говорил он, что мы в одном лагере, лагере искусства, и Кузнецов мне сейчас ближе, чем Машков и Кончаловский" ... Мы встречали Кузнецовых на каждом хорошем концерте в консерватории и, конечно, на концертах Святослава Рихтера. Встречали мы их и на вернисажах. Всегда тщательно одетые, они являли собой в толпе неряшливо одетых художников, не отличающихся изысканными манерами, пример необыкновенной порядочности, хорошего воспитания, "хорошего тона".
Как-то они пригласили нас на чай. <... > Комната, заставленная старинной и старой мебелью казалась огромной от того, что стены ее были распахнуты дивными картинами… Стол был уставлен великолепным фарфором и весьма скромной едой. Фальк был знатоком фарфора и доставил огромное удовольствие хозяевам, разглядывая чашки»…
( Из воспоминаний А. Щекин-Кротовой))
П. В. Кузнецов. Натюрморт на фоне города. 1954.
«В 1956 году, за два года до смерти Фалька, мы были с ним на выставке П.В. Кузнецова в доме художника на Кузнецком. Были представлены главным образом картины последних лет. Подходили знакомые, нашептывали: "Нет, уже не то! Слабовато, слабовато..." Фальк морщился, отмахивался, а потом вдруг закричал сдавленным голосом, будто кто-то сжал ему горло: "Да как вы смеете! Все равно он великий поэт, всегда и вовеки веков!"»
(Из воспоминаний A.B. Щёкин-Кротовой)
П. В. Кузнецов. Натюрморт с флаконами. 1950-е. Картон, масло.
«Горящие, как нежное пламя», поющие красками в воздушном пространстве букеты.
П. В. Кузнецов. Натюрморт с голубым чайником
П. В. Кузнецов. Букет на жёлтой скатерти. 1953
«…И кто у нас, кроме Павла Варфоломеевича, умеет так писать цветы, придавая им столько благоухания, мажорного великолепия, такими купами их изображать без риска излишнего нагромождения? Да и не только у нас. Навряд ли будет преувеличением сказать, что цветочные натюрморты Кузнецова могут соперничать и выдержать сравнения с многими западными мастерами этого жанра»…
(Павел Давыдович Эттингер (1866–1948) - художественный критик, коллекционер)
П. В. Кузнецов. Натюрморт с графином
«У него (П. В. Кузнецова) были разные периоды и разные настроения - были и хорошие, были и нелегкие для него, но он все перенес и остался самим собой - с юношеской страстью и интересом ко всему окружающему в жизни, живым и веселым, всегда оптимистом, художником с легкой артистической рукой. Его картины вы уже издали узнаете - это Павел Кузнецов, это его зеленовато-голубой светлый тон, его солнечный мягкий сияющий колорит. Кажется, он с ним родился. Радостные, полные утренней свежести картины. О них можно сказать - симфоническая живопись, а о нем самом - гармоничная душа, чистая, кристальная».
(Александр Аркадьевич Лабас — художник)
П. В. Кузнецов. Сирень
Пейзаж 1950-х – 1960-х годов
«Кузнецовские картины и этюды последних десятилетий творчества отмечены особой притягательностью колористических находок: светозарностью мягко мерцающего и вибрирующего цвета, особой деликатностью нежных касаний кисти к холсту или картону, «спетостью» и органической цельностью общего строя»…
П. В. Кузнецов. В рыбацком порту у Рижского взморья
П. В. Кузнецов. Дзинтари. 1954
«Павел Варфоломеевич работал ежедневно: после завтрака он шёл один или с Еленой Михайловной в дюны к морю с этюдником и подрамником с натянутым холстом, раскладной скамеечкой и устраивался писать этюд. Мы же… наслаждались Балтикой: загорали, купались.
А в это время Кузнецов создавал очередной этюд, где немного смешными пятнами и чёрточками среди других купающихся и загорающих на песчаном берегу моря людей оказывались и мы. В Дзинтари было много художников и многие из них делали зарисовки. Но в отличие от них, у старого мастера это было какое-то священнодействие, которое практически всегда имело поразительный результат. Начало моей любви к пластическим искусствам и, главным образом к живописи, если не считать обалдения ещё в середине 1950-х годов от шедевров Дрезденской галереи и «Писем Ван Гога», было заложено на берегу Балтики, в значительной мере Павлом Варфоломеевичем Кузнецовым».
Борис Лазаревич Шумяцкий
П. В. Кузнецов. Лодки у моря. Начало 1960-х
«… В его искусстве было то бельканто, которым итальянцы определяли хорошее пение. Кузнецов не писал, а воспевал природу, страстно её любя»…
(Елена Михайловна Бебутова)
П. В. Кузнецов. Крым. 1950-е
П. В. Кузнецов. Закат на море. Конец 1950-х – начало 1960-х.
«Хэмингуэй говорил, что посещая музеи, он многому научился у Сезанна. Но он признавал также, что не может внятно объяснить, чему именно он научился.
Искусство Павла Варфоломеевича Кузнецова (1878-1968) нас научило многому. Но и нам трудно определить: чему же именно? Видимо, ходячих определений, которыми мы пользуемся как разменной монетой, недостаточно, чтобы определить достоинства его картин. И потому ограничимся самыми простыми словами и скажем, что произведения Кузнецова напоминают нам, что такое большое искусство, настоящая живопись, поэзия красок, и отвесим за это земной поклон художнику.
Как-то на Рижском взморье я был свидетелем такой сценки. По берегу с альбомом под мышкой прошёл Павел Кузнецов. Два молодых человека переглянулись.
-Ты знаешь кто это?
-Это Павел Кузнецов.
-Не может быть! Павел Кузнецов – ведь это целая историческая эпоха!
Действительно, молодой человек был прав. Павел Кузнецов – это переломная пора в русском и мировом искусстве».
(М. В. Алпатов)
П. В. Кузнецов. На море. 1950-е
П. В. Кузнецов. Суханово. Осень. 1963-1965.
П. В. Кузнецов. Пейзаж. 1960-е
П. В. Кузнецов. Портрет искусствоведа Михаила Владимировича Алпатова. 1963
«Мы всегда с радостью узнаём среди других картин работы Кузнецова по мудрой проникновенности и детскому простодушию, с каким в них ведётся живописное повествование, по гармоничным сочетаниям форм, по бережному прикосновению кисти к холсту, по изысканном сочетаниям звонких красок.
Удивление – вот из чего по убеждению древних греков родилось искусство. Удивление, восхищение, восторг – вот что на протяжении 60-ти лет творчества не остывало в груди художника, вот что раскрывает перед его сердцами наши сердца.
В жизни Павел Варфоломеевич был очень прост, доступен, приветлив, и отличает его от других людей только его неиссякаемая жизнерадостность.
Я видел Павла Варфоломеевича в 1941 году, когда на Москву сыпались фугаски, видел и другие тяжёлые периоды его жизни, - он никогда не терял бодрости духа. Глядя на него, люди обретали душевное равновесие, какое обретают и теперь перед его холстами".
(Михаил Владимирович Алпатов)
П. В. Кузнецов. Чайки на Рижском взморье. 1954
Павел Варфоломеевич скончался в Москве 21 февраля 1968 года, немного не дожив до своего 90-летия.
«А вот когда хоронили — тоже интересный штрих, — жуткий мороз был, просто какой-то невероятный, особенный, на Немецком кладбище его похоронили, в самом дальнем углу. И я обратила внимание, что Елена Михайловна была в капроновых чулках и в коротких ботиках. А потом, когда мы пришли на поминки к ним домой, она вдруг сказала: «Извините, я сейчас уйду, переоденусь. Павел Варфоломеевич очень не любит черный цвет». И пришла в розовой кофточке».
(Е. Б. Мурина )
-=-=-=-=
« Все мое творчество всегда имело целью порадовать зрителя и раскрыть перед ним ту красоту, которая окружает нас в природе и в людях, красоту жизни».
(Павел Варфоломеевич Кузнецов)
-=-=-=-=
«А знаете, — всегда чуть набыченный, коренастый Кузнецов поправляет свою неизменную черную бабочку, почти улыбается, — я, кажется, склонен предать забвению худшие годы. Впереди осталось так немного, и так хочется открытых окон. Если только их по-настоящему откроют»…
На вопрос: «Нужна ли искусству с его нетрадиционными решениями школа?» — без колебания ответил: «Как никогда раньше. Самая суровая. Научно выверенная… Почему-то никому не приходит в голову браться за сочинение симфоний без консерваторской подготовки и слушать их без должной внутренней настроенности, душевного расположения. Сочинение в живописи нисколько не проще… Только после профессиональной выучки можно оснастить собственный корабль и пускаться в самостоятельное плавание. Только тогда! Иначе будешь пытаться обманывать себя и других, что куда-то плывешь и что имеешь какой-то груз… Искусство, по моему разумению, объяснять надо, если уж кто решил искусствоведением заниматься, еще лучше — просто переживать. А судить, приговоры выносить… это дело палачей всякого рода. В том числе и от искусства. Грязное занятие. И глупое».
П. В. Кузнецов на выставках студии Элия Белютина «Новая реальность» 1962 года, предшествовавших выставке «30 лет МОСХу» в Манеже.
(Нина Молева. Баланс столетия)
Юлий Михайлович Белютин – ученик П. В. Кузнецова.
-=-=-=
Ну и еще номногое вдогонку.
Ниже – стихи Анатолия Болгова.
Как сам он пишет, это его еще студенческое увлечение творчеством Кузнецова, и не только студенческое. Он попытался рассказать, как чувствует его среднеазиатские картины. Написал об этом давно и чуть подправил в 2011-м.
Фонтан из листьев шелестит,
Тем звуком воздух убаюкан.
Уходит синь из палестин
На крыльях птицы в божьи руки.
С овец сострижены холмы,
Волной уложены в прозрачность,
За той пустыней где-то мы
И наша чёрная невзрачность.
О, колебание мечты,
На тех обводах колокольных.
За тем гудением и ты.
Как много в нас путей окольных!
-=
Не удержусь, процитирую здесь воспоминания Александра Аркадьевича Лабаса:
«Когда я учился до революции в Строгановском удилище, в Третьяковской галерее уже были картины Павла Кузнецова, которые я тогда очень хорошо воспринял. Недавно я видел эти картины на его персональной выставке, вновь с увлечением рассматривал и вспоминал первое впечатление от этой прекрасной живописи, светлой, прочувствованной, близкой природе, и вместе с тем передающей голос художника, биение его сердца.
С Павлом Варфоломеевичем я познакомился еще в 1919 г., но ближе мы узнали друг друга в середине 20-х, а затем уже часто и много встречались на собраниях, на выставках, в правлении МОСХа, в комиссиях и жюри. В последние годы также постоянно продолжались наши встречи и разговоры об искусстве. Недавно я был у него в Карманицком переулке, там, где когда-то встречал М.С. Сарьяна (он там раньше жил) и А.Т. Матвеева. Это большие друзья Павла Кузнецова. В конце двадцатых годов он познакомил меня с третьим своим другом К.С. Петровым-Водкиным.
Совсем недавно мы встретились у Бехтеевых. Павел Варфмоломеевич был там вместе со своей женой Еленой Михайловной Бебутовой. Там были и Сарра Дмитриевна Лебедева, и я с женой Леони. Несмотря на солидный возраст, Павел Варфоломеевич сохранил поразительную свежесть; на протяжении всего вечера он был оживленным, бодрым, веселым и совсем молодым, жизнерадостным, внимательным, наблюдательным. С ним очень интересно говорить о живописи, всё в искусство он близко принимает к сердцу. Он был признан как крупный художник уже до революции; из прошлого он перешагнул через десятки лет. У него были разные периоды и разные настроения – были и хорошие, были и нелегкие для него, но он все перенес и остался самим собой – с юношеской страстью и интересом ко всему окружающему в жизни, живым и веселым, всегда оптимистом, художником с легкой артистической рукой. Его картины вы уже издали узнаете – это Павел Кузнецов, это его зеленовато-голубой светлый тон, его солнечный мягкий сияющий колорит. Кажется, он с ним родился. Радостные, полные утренней свежести картины. О них можно сказать – симфоническая живопись, а о нем самом – гармоничная душа, чистая, кристальная.
В 1966 году на моей выставке в Доме художника на Кузнецком мосту мне было интересно поговорить с Павлом Варфоломеевичем о моих работах за 40 лет (в экспозиции было больше 200 работ). Мы с ним вместе обошли выставку. Он горячо воспринял её и затем выступил на обсуждении.
Я никогда не забуду, как мы вместе с ним работали в экспозиционной комиссии юбилейной выставки «Художники РСФСР за 15 лет» в Русском музее в Ленинграде в 1932 году. Когда повесили на стену его картины, они зазвучали так необыкновенно, что мы все его сердечно поздравили. Помню, Грабарь и Сергей Герасимов тогда сказали: «Вот это живописец, дай Боже!» От соседства с ним многие картины противоположных ему художников показались черными и фотографичными; на них просто невозможно было смотреть. Не могли спасти ни ответственные темы, ни литературщина, которыми так часто перенасыщают свои работы художники ремесленного толка, вместо живого чувства окружающей нас жизни, они занимаются этим чисто спекулятивно. Павла Кузнецова отвергли, наклеив ярлык формалиста. Не случайно Кацман в своем письме, которое было напечатано, жалуется, что на выставке к 30-летию МОСХа повесили много картин формалистов, в первую очередь он назвал П. Кузнецова.
Павел Кузнецов был профессором художественного института, где вел монументальное отделение, бесспорно, он очень много мог дать в этом направлении. Студенты его очень любили. Он был искренним, простым, доброжелательным, внимательным к людям, всегда в приподнятом настроении. А.В. Луначарский именно Павлу Кузнецову устроил выставку в Париже, где к нему сразу отнеслись с большим интересом, а работы его имели успех».