Жизнь фаворита в XVII – XVIII веках - это не только придворные интриги и купание в роскоши. Зачастую тем, кто пользовался особым доверием, а то и любовью монаршей особы, приходилось работать в поте лица. Незнатный выскочка при владыке или очаровательная барышня, околдовавшая монарха - сюжеты, не имеющие возраста. В этом узком смысле фаворитизм существовал всегда. Но в XVII веке, когда Западная Европа вступила в эпоху централизованных государств, он приобрёл новые черты. Если до того король был полноправным хозяином только в своём домЕне, а прочая территория находилась под властью могущественных вассалов, церкви и свободных городов, то теперь вся страна управлялась из одного центра и, соответственно, объём работы у правителей вырос многократно. Но далеко не каждый государь мог, подобно Екатерине II Романовой или Филиппу II Испанскому, по нескольку часов в сутки работать с документами. И на историческую арену стали выходить личности, преданные монарху и готовые не только потакать его прихотям, но и делить с ним тяготы управления страной. Таких фаворитов называли министрами-фаворитами. Задачи им приходилось решать непростые: нужно было обуздать могущественную аристократию, подчинить мелкое дворянство напрямую королю, создать централизованную систему управления, единую армию, институты контроля за соблюдением общегосударственных законов и указов монарха. Приходилось ломать веками складывавшиеся традиции, и без кнута здесь было не обойтись. Естественно, крутые меры вызывали недовольство, но король всегда мог умыть руки: мол, во всём виноват этот “недостойный выскочка”. Такая роль злого министра при добром государе требовала абсолютной преданности. Однако она не мешала временщикам концентрировать в своих руках огромную власть: многие из них были столь сильными личностями, что полностью подчиняли себе волю патрона.
Жанна-Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур. 1721-1764. (Франсуа Буше). Маркиза де Помпадур, в отличие от Людовика, который был недалёк, ленив и развратен, была образована, умна и, как было принято в те времена, покровительствовала литераторам, скульпторам и художникам.
Правда, взлёт мог в одночасье обернуться падением, тем более что врагов у любого фаворита всегда было предостаточно.
Так, Петера Шумахера, верой и правдой служившего королю Дании Кристиану V и получившего от него титул графа Гриффенфельда и должность канцлера, тот отдал в 1676 году под суд, который приговорил недавнего фаворита к смертной казни, заменённой пожизненным заточением.
Многие закончили ещё хуже: фаворит Марии Медичи, её первый камергер итальянец Кончино Кончини, в 1617 году был убит по приказу юного Людовика XIII,
а Джордж Вильерс, герцог Бекингем (лорд-адмирал при Карле I Стюарте), в 1628-м пал от руки пуританина (подробнее см. А. Дюма "Три мушкетёра").
Среди министров-фаворитов были более удачливые, успевшие много сделать для своей страны, и такие, чьи начинания так и остались начинаниями. К последним можно отнести испанского министра-фаворита Гаспáра де Гусмáна-и-Пиментéля Оливареса.
Гаспар де Гусман, граф Оливарес, фаворит Филиппа IV, более 20 лет выстраивал в Испании властную вертикаль, спровоцировав восстание Каталонии и отделение Португалии. В 1624 году дон Оливарес подал королю план реформ, предусматривавший унификацию законодательства и административного управления, а также создание армейского резерва в 140 000 человек, распределённого между частями королевства. Это было воспринято как посягательство на традиционные местные вольности: Португалия провозгласила независимость от Испании, а Каталония обратилась к соседям-французам с просьбой ввести войска. Оливарес пытался упорядочить налоговую систему, остановить порчу монеты, обуздать инфляцию, но Тридцатилетняя война подорвала силы Испании. Вина за очередное поражение королевских войск была возложена на фаворита, и в 1643 году Оливареса сослали в его имение.
Кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришельё, вполне доверял только своим кошкам и отцу Жозефу. Этот блестяще образованный капуцин два десятилетия выполнял самые деликатные его поручения и даже заслужил прозвище “серого кардинала”, хотя кардинальскую шапку получил лишь незадолго до кончины. А вот кардинал Арман Жан дю Плесси, герцог де Ришельё, фаворит Людовика XIII, сумел сделать для Франции очень много: он создал эффективный административный аппарат, подорвал в провинциях власть аристократов, защитил стратегические интересы Франции в Вест-Индии и Канаде, основал первую национальную газету, а также Французскую академию. Ревностный католик, он подтвердил Нантский эдикт 1598 года, даровавший свободу вероисповедания французам-протестантам (гугенотам), и, защищая национальные интересы своей страны, последовательно боролся с католиками Габсбургами (“против чрезмерных амбиций австрийского дома”).
Фавориты на должности. Эпоха великих министров-фаворитов закончилась на Людовике XIV, объявившем, что сам будет своим первым министром. На смену им приходят первые министры-политики, дипломаты, юристы. Это уже не келейные советники государя, а официальные лица в сложившейся системе власти. В их задачу не входило менять старые порядки, вызывая активный протест у тех или иных социальных групп. То есть отпала нужда во всесильных временщиках с неограниченными полномочиями, такими, какие имел, например, кардинал Ришельё. От первых министров ждали лишь добросовестного выполнения определенного круга обязанностей. Тем не менее, представители этого нового поколения не были похожи на председателей правительств в современных демократических странах. По сути, первые министры оставались фаворитами, поскольку подчинялись исключительно монарху, который по своей воле мог их возвысить или низвергнуть.
Так, например, трагическая участь выпала на долю первого министра Португалии - маркиза Помбала, предложившего широкую программу реформ (отнюдь не потрясающих основы), направленных на укрепление национальной экономики. Предполагалось повысить ввозные пошлины, развить торговые отношения с Новым Светом, ввести привилегии и налоговые льготы для португальских торговых компаний и мануфактур. Казна росла, а вместе с ней и доверие короля Жозе I к своему фавориту. Зато придворную аристократию растущее политическое влияние Помбала сильно беспокоило. В ответ маркиз развернул жестокие репрессии против своих врагов. Победа осталась за ним, но, когда в 1777 году королевой стала Мария I Благочестивая - ставленница придворной камарильи, - на бывшего фаворита посыпались обвинения во всех смертных грехах. В конце концов, его судили и приговорили к смертной казни. Правда, смерти Помбалу удалось избежать: её заменили пожизненной ссылкой.
Кардинал Джулио Мазарини был ближайшим коллегой кардинала Ришельё, а после кончины фактического повелителя Франции сам занял его место. Все ожидали, что королева Анна Австрийская, объявленная регентом после смерти Людовика XIII, отправит ставленника своего старого врага Ришельё в отставку, но обаятельный итальянец сумел добиться её благосклонности.
Сильные люди. При первых Романовых фаворитизм в России был невозможен. Во-первых, новая династия, не окрепшая после великой Смуты, по крайней мере, до середины XVII столетия находилась под плотной опекой Земских соборов, собиравшихся более-менее регулярно. Во-вторых, существовавшая до 1682 года архаическая система местничества сильно ограничивала произвол царя при назначении на административные и военно-командные должности. Когда во второй половине столетия самодержавие окрепло, у государей стали появляться влиятельные советники-любимцы. При Алексее Михайловиче это были Борис Морозов,
Артамон Сергеевич Матвеев
и Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин. Однако эти “сильные люди”, часто (как Ордин-Нащокин) проводившие полезные реформы, настолько “себе норовили” и вели себя “бесчинно” (управу на них найти было невозможно ни в каком суде), что испуганное служилое дворянство просило Анну Иоанновну “разодрать” Кондиции - конституционные гарантии, ограничивающие власть государя в пользу высшей аристократии, которые Анна Иоанновна дала при восшествии на престол. Позже фаворитов в России мы чаще видим не рядом с царями, а подле малолетних царевичей или императриц, с которыми фаворит почти всегда состоял в интимной связи (в отличие от большинства министров-фаворитов и первых министров в Европе).
Князь Василий Голицын во время регентства царевны Софьи (1682–1689) определял внутреннюю и внешнюю политику России, но окончил дни в ссылке в глухом селе Кологоры. Князь Василий Васильевич Голицын регент при царевне Софье, как и большинство русских временщиков, отвечал и за “ночные плезиры”, и за управление страной. Он занимал высокий пост “царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегателя”, что было равнозначно должности канцлера. Как первый министр, руководитель Посольского и некоторых других приказов, он заключил в 1686 году мир с Ржечью Посполитой, вступил в коалицию европейских стран, противостоявшую Османскому султанату, возглавлял русскую армию в походах на Крым 1687 и 1689 годов. По сообщениям иностранных дипломатов, Голицын В. В. разрабатывал планы радикальных преобразований: хотел создать регулярную армию, ввести подушную налоговую систему, ликвидировать государственные монополии и даже отменить крепостное право. Пётр Алексеевич, свергнув Софью, отправил в ссылку и её фаворита. Новому царю с его яркой индивидуальностью, многочисленными талантами и уникальной работоспособностью фавориты просто не были нужны.
Пожалуй, только князь-кесарь Федор Юрьевич Ромодановский отчасти играл эту роль; неслучайно именно он заменял государя во время его многочисленных отлучек. При преемниках Петра (в эпоху “бабьего царства”) фигура временщика стала необходимой - не могли малограмотная Екатерина I или мальчик Пётр II ежедневно решать десятки больших и малых государственных дел.
Александр Д. Меншиков мог бы при Петре II сыграть роль Мазарини, весьма успешного правителя Франции при юном Людовике XIV. Но князь оказался для неё слишком мелок. Стал, как тогда говорили, “государиться”: своевольно карал и миловал, отбирал и раздавал имения, обручил Петра II со своей дочкой Машенькой. (см. Пикуль В. С. "Слово и дело") В государственных же делах генералиссимус и светлейший князь не пошёл дальше выделки гривенников из “непостоянного и фальшивого серебра” с мышьяком, и выпрашивания герцогства и новой кареты у австрийского императора. Опьянённый властью, светлейший развернул репрессии против недавних союзников и прочих недовольных, у него начались конфликты с капризным подростком его величеством Петром II. Меншиков практически перестал посещать заседания Военной коллегии и всё реже показывался в Верховном тайном совете - таким образом, всё больше выпускал из рук контроль над гвардией и государственным аппаратом. И в результате умелой интриги зарвавшийся вельможа оказался в сибирском Берёзове, где и закончил свои дни.
Сменивший Меншикова друг и обер-камергер юного царя Иван Алексеевич Долгоруков оказался для роли правителя “очень прост”. Как писал испанский посол де Лириа, “он хотел управлять государством, но не знал, с чего начать”. В роли правителя Долгоруков отличился разве что амурными похождениями и обогащением родственников. Его отец Алексей Долгоруков почти успел женить четырнадцатилетнего Петра на своей дочери Екатерине, но свадьбе помешала неожиданная кончина государя. Когда Пётр II был при смерти, Иван Долгоруков попытался провозгласить сестру императрицей. Но его никто не поддержал. Всё закончилось ссылкой, а через несколько лет - новым следствием и казнью.
Любовник-администратор. Один из самых известных российских фаворитов - это, без сомнения, Эрнст Иоганн Бирон.
Герцог Курляндский и Семигальский Эрнст Иоганн Бирон фактически правил Россией, занимая второстепенный пост обер-камергера императорского двора. В молодости он был управляющим одним из курляндских имений вдовствующей герцогини и русской царевны Анны Иоанновны, племянницы Петра Великого. После её воцарения Бирон прибыл в Россию и был назначен обер-камергером - начальником придворного штата, но скоро стал фактически вторым лицом в государстве. Бирон всё же не был всесилен: он делил власть с членами Кабинета министров. Но влияние его на императрицу было огромным. Нежность, с которой всегда холодная и надменная Анна Иоанновна относилась к своему любовнику, была удивительной. Французский посол мсье Маньян вспоминал: "Её Величество уже села в экипаж, чтобы отправиться туда (на банкет у княгини Ромодановской), когда лошадь, на которую сел господин Бюрен (Бирон), чего-то испугавшись, сбросила его наземь. По счастью, он отделался лёгким ушибом ноги; тем не менее царица так обеспокоилась, что вышла из кареты и послала сказать княгине Ромодановской, чтобы её не ждали. Нельзя выразить всю силу впечатлений, произведенных этим случаем на старых бояр”. Забот у обер-камергера хватало. К нему стекалась информация от должностных лиц “для препровождения до рук Ея Величества”; он устроил приёмную во дворце для знатных и для “маломощных и хилых”. “Я должен обо всём докладывать”, - писал он, имея в виду царицу (строго пиша, до 1789 года Европа не признавала титул "император" за русскими царями, как не признавала за Иоанном Грозным титул "царь"), дипломату Герману-Карлу Кайзерлингу. В числе других своих забот Бирон называл подготовку армии к боевым действиям в начавшейся Русско-турецкой войне (1736–1739), снабжение её провиантом, обмундированием и амуницией. Многие деятели той поры называли фаворита “скорым помощником”. Он мог быстро получить царскую подпись для продвижения проекта, который считал полезным для державы. Ту же роль неформального посредника он играл и во внешней политике. В частных беседах с иностранными дипломатами Бирон разъяснял позицию правительства, выдвигал неофициально те или иные предложения, дабы изучить реакцию других держав. Постепенно дипломаты убедились: когда дело касается интересов страны, подарки и посулы не могут изменить позиции Бирона. День за днём, год за годом находиться “при особе Ея Императорского Величества” и не надоесть этой особе - дело нелёгкое. Кроме государственных, Бирону приходилось постоянно иметь дело с массой бытовых проблем: следить, хорошо ли прислуживают за столом (и даже брать на себя эту функцию), не холодно ли в спальне государыни, решать, каких лошадей и карету подать завтра императрице, кого из придворных взять с собой на лето в Петергоф, не заменить ли неловкого лакея, кого из посетителей допустить к государыне, а кого следует придержать под благовидным предлогом. Даже отсутствие одной из фрейлин, замеченное государыней, было его заботой. Со всеми этими хлопотами нужно было всегда оставаться свежим, модно одетым, вовремя замечать перемены настроения государыни, развлекать её приятными сюрпризами; входить в интимные детали высочайшего самочувствия. В допросных речах после ареста Бирон показывал: “Припадая к ногам Ея Императорского Величества, слёзно и неусыпно просил, чтоб теми от докторов определёнными лекарствами изволила пользоваться; а больше всего принуждён был Ея Величеству в том докучать, чтоб она клистир себе ставить допустила”. Герцог Курляндии и обер-камергер лично носил высочайшую мочу на анализ и сопровождал государыню к зубному лекарю. Каждый шаг фаворита привлекал пристальное внимание придворных, отмечавших любые промахи. Соперники дышали в затылок, жить приходилось в условиях постоянных стрессов: перманентные интриги и “подкопы”. Тем не менее Анна Иоанновна до самой смерти благоволила Бирону, и в ссылку он был отправлен уже при Анне Леопольдовне (Из ссылки его вернула Екатерина Алексеевна).
Не обошлась без фаворитов и императрица Елизавета Петровна. Эту роль при ней поочередно играли Алексей Григорьевич Разумовский
Екатерининский шлейф. Рекордсменом по числу фаворитов была Екатерина Великая. Известный случай, в результате которого она получила императорскою корону, организовали братья Орловы, Григорий и Алексей. Первый стал возлюбленным царицы и отцом её сына Алексея Бобринского, положившего начало роду графов Бобринских.
Граф Григорей был смел и по-русски широк - качества, которые он в полной мере проявил, когда был послан в Москву для борьбы с эпидемией чумы. Но лихой офицер плохо соответствовал стилю эпохи Просвещения, с её культом образованности и воспитания. Он в одиночку ходил на медведя, но не знал французского языка и светскому общению предпочитал собак и охоту. Правда, он в какой-то момент увлёкся астрономией и даже установил телескоп на крыше Летнего дворца, но всё же больше интересовался “звездами” земными - придворными фрейлинами, что обижало Екатерину Алексеевну. Она Орлову прощала всё, однако через 10 лет его “случай миновался”. Получив отставку, он вступил в брак с красавицей Лукерьей Зиновьевой, но та рано умерла, после чего бывший фаворит лишился рассудка.
Князь Григорий Александрович Потёмкин пробыл при дворе недолго, но до конца своих дней оставался главным доверенным советником и энергичным сотрудником Екатерины II, много сделавшим для государства Российского. Образцом фаворита-сотрудника стал Потёмкин Г. А. Князь Григорей - сын отставного петровского офицера, он учился в пансионе при Московском университете, но в 16 лет поступил в гвардию и сумел, как братья Орловы, отличиться в день известного случая, возведшего Великую княгиню Екатерину Алексеевну на престол. Конногвардеец стал депутатом комиссии, сочинявшей новое Уложение (свод законов), был пожалован в камергеры, но при дворе не остался, а отправился на очередную Русско-турецкую войну. В 1773 году молодой генерал-поручик, состоявший в переписке с императрицей, получил от неё письмо, в котором та просила “по-пустому не даваться в опасность”. Потёмкин всё понял, и отправился в столицу навстречу любви и славе. О том, насколько бурным был этот роман, мы можем судить по дошедшим до нас записочкам Екатерины Алексеевны: “Гришёнок, не гневен ли ты?” “Милушенька моя, ты не знаешь, как я тебя люблю…” “Яур, москов, козак, хочешь ли мириться?” Связь, по-видимому, переросла в тайный брак, но через полтора года начались ссоры. Екатерина сама вовлекла Потёмкина в большую политику, и двум сильным характерам стало тесно. Императрица это понимала: “Мы ссоримся о власти, а не о любви”, - как-то обмолвилась она. Светлейший ревновал и устраивал сцены; государыня плакала вголос, клялась в верности, и... завела нового "моншера" - Петра Завадовского. Она признавалась, что её сердце “не хочет быть ни на час охотно без любви”. Супруги расстались, но политический союз сохранился. Екатерина Алексеевна и Григорий Александрович хорошо дополняли друг друга: князь мыслил масштабно, но периоды кипучей деятельности сменялись у него упадком сил и приступами меланхолии, а более земная Екатерина Вторая умела сохранять трезвость и спокойствие в любых обстоятельствах. Светлейший стал военным министром и всевластным наместником юга страны, Новороссии. Он строил Чёрноморский флот, командовал армиями, ввёл новую военную форму: шаровары, куртки и лёгкие каски для солдат вместо суконных чулок-штиблет, тесных камзолов и треугольных шляп. “Туалет солдатский должен быть таков: что встал, то и готов”. До самой своей смерти в 1791 году ("Князь Григорей сыграл с нами злую шутку умерев", - прошептала императрица) князь оставался ближайшим советником императрицы. К нему летели нежные письма: “Мне кажется, год как тебя не видала. Ау, ау, сокол мой дорогой”. Меж тем один фаворит сменял другого: Семён Зорич, Иван Римский-Корсаков, Александр Ланской, Александр Ермолов, Александр Дмитриев-Мамонов из адъютантов Потёмкина и с его благословения переходили со званием флигель-адъютанта в покои Зимнего дворца. Царица требовала от них уважения к мужу, в противном случае опала следовала незамедлительно. Миф о "потёмкинских деревнях" впервые появился в 1793 году в мемуарах саксонского дипломата Гелбига уже после кончины князя.
С веком Екатерины ушли в прошлое и временщики. Самодержавие устоялось, образовался хорошо структурированный бюрократический аппарат, и монаршие любимцы уже не могли, как прежде, вмешиваться в вопросы управления страной. Однако “бюрократическая придворная стена, отделяющая царя от России” (выражение из анонимного письма Николаю II), оставляла самодержца один на один с придворной камарильей. Этим во многом объясняется взлёт последнего из российских временщиков, “возжигателя дворцовых лампад” Григория Распутина. Под конец династии фаворитизм вернулся, но уже как фарс.
- 1.Кто написал портрет маркизы де Пампадур?
- 2.Какие вопросы приходилось решать министрам-фаворитам?
- 3.Возможен ли был фаворитизм в России при первых Романовых?