Русская история причудлива и непредсказуема. Мог ли мурза Минчак, живший в XV веке, предполагать, что его далекий потомок станет одним из основателей Российского Исторического музея?

После поражёния в Крымской войне империя нуждалась самоутверждении, и 200-х летие рождения Петра Великого пришлась весьма кстати – в 1872 году открылась Политехническая выставка, подчёркивающая значимость петровских реформ. Были представлены реликвии Крымской войны. У организаторов выставки, Ивана Егоровича Забелина, Алексея Сергеевича Уварова (основатель Московского археологического общества. По его инициативе в Москве появился памятник первопечатнику Ивашке Фёдорову. Отец Алексея Уварова, Сергей, министр народного просвещения, родил знаменитую формулу: ”православие, самодержавность, народность”) и других славянофилов, заинтересованных в популяризации русской истории и национального самосознания. Родилась мысль о постоянном хранении этого материала и его демонстрации, т. е. о создании специального Исторического музея. В 1872 году государь-император Александр Второй Освободитель подписал указ о создании музея: как и положено в России, без государева “быть по сему” не обошлось никак. 

Государственный исторический музей. 1875-1881.

После продолжительного конкурса (возникли серьёзные споры между представителями строгой академической исторической науки и “вещеводами-бытописателями”) победил проект Владимира Иосифовича Шервуда. Руководил строительством здания музея (1875-1881), попечительский совет, в состав которого вошли Сергей Михайлович Соловьёв, Василий Иосифович Ключевский, Уваров А. С. и другие ведущие историки.

Открытие первой очереди (одиннадцать залов) музея, приуроченное ко дню коронации Александра Третьего, состоялось 27 мая 1883 года. Первыми посетителями были их величества.

Семирадский Хенрик Юзеф "Похороны богатого руса в Волжской Болгарии".

Каждый зал был оформлен и расписан в духе представляемой в нём эпохи: зал бронзового века украшали орнаменты с глиняных сосудов и металлических изделий; со стен скифского зала скалились морды фантастических зверей; потолок зала времени Ивана Грозного был покрыт сусальным золотом с затейливыми росписями. БОльшая часть росписей принадлежала художникам Палеха, некоторые работы были выполнены известными русскими мастерами. 

Монументальный фриз В. М. Васнецова “Каменный век” произвёл впечатление не только в России, подражания ему стали появляться в западноевропейских музеях. Знаменитый маринист И. К. Айвазовский изобразил древний Пантикапей (современную Керчь) с горой Митридат и акрополем на ней. Академик Г. И. Семирадский создал два огромных полотна: “Похороны богатого руса в Волжской Болгарии” и “Погребение павших воинов у стен Доростола в стране Болгар Дунайских”.

Однажды в музей обратился сам граф Алексей Николаевич Толстой, интересовавшийся литературой по этнографии Кавказа: писатель работал над повестью “Хаджи-Мурат”.

В 1885 году в фондах музея хранилось около пятнадцати тысяч единиц хранения, а в 1908 году – сотни тысяч. Крупные дары поступали от императорской семьи и знатных русских семейств: Голицыных, Уваровых, Оболенских, Мосальских, Щербатовых и др. А также крупные купеческие фамилии вносили свой вклад в формирование фондов музея: Грачёвы, Постниковы, Бахрушины. Более 900 человек в списках дарителей – среди них учёные и художники, мещане и… крестьяне!

В 1921 году музей был переименован в Государственный исторический музей. Сегодня фонды музея насчитывают 4 с половиной миллиона предметов и пятнадцать миллионов листов документов, а общая площадь экспозиционных залов составляет пять тыс. кв. м. В музее четырнадцать фондовых отделов. Для осмотра всех раритетов, при том. что каждому уделять минуту, - потребуется более восьми лет.

Интерьер одного из залов музея.

ГИМ имеет филиалы: храм Василия Блаженного, монастырь Новодевичий, бояр Романовых палаты, усадьба Алексея Михайловича в Измайлово. В 1996 году восстановили снесённые в 1930 Воскресенские ворота, в которых устраиваются выставки из фондов музея.

Сегодня ГИМ – гордость русской науки. Экспозиция музея основана исключительно на подлинных памятниках без применения макетов и муляжей. Музей не просто коллекционирует предметы старины, но собирает свидетельства русской истории, находя каждому из них место в конкретной эпохе.

Повесть о великой любви. Аполлинарий Михайлович Васнецов писал Москву, как пишут любимого человека – охотно и много, всякий раз желая высказать всё и всякий раз находя новые черты.

После себя Аполлинарий Михайлович Васнецов оставил множество живописных и графических работ с дотошной реконструкцией Москвы в разные эпохи (только в ГТГ хранится двадцать его работ). В этом посте вашему вниманию предлагаются самые яркие (на взгляд автор, разумеется) из них с комментариями.

Письменный стол в маленькой домашней мастерской Аполлинария Михайловича был завален старинными планами, картами, историческими сочинениями – письменный стол учёного (друзья и собратья-художники называли его “учёным”). Стол был придвинут к окну. Внизу лежали выцветшие прямоугольники крыш; очерченные заборами московские дворики жались один к другому, как на старинных планах. Планов было много...

Герберштейнов, составленный ещё при жизни великого князя Василия Третьего Ивановича, когда сказано было; “Москва – Третий Рим”; на полях рисунки: лучники верхом - дворянское ополчение в стёганых тегиляях, охотники на коротких лыжах и стремительные сани, похожие на лодки с загнутыми кверху носом. План, тонко вычерченный юным Фёдором Годуновым, сыном царя Бориса, - “научен же бе от отца своего книжному почитанию и во ответах дивен и сладкоречив велми”.

Свидетельство “Смутного времени” – план Исаака Массы (1618 г.), голландского купца: в правом верхнем углу раскинулись походные шатры, оттуда по дорогам, проложенным среди холмов, движется к Москве несметное войско Самозванца – “и пришол тот вър Росстрига к Москве”.

План Адама Олеария: тщательно прорисованный, выпуклый, живой, с чёрными фигурками людей на белых протоках улиц – словно с птичьего полёта смотришь на город.

Насыщенный подробностями план Мейерберга. (1638 г.).

И прозрачный, деловой, одним контуром намеченный план Пальмквиста.

По вечерам, с увеличительным стеклом в руке, Аполлинарий Михайлович склонялся над развёрнутыми листами планов. Он знал их наизусть, разделённые тёмными изгибами рек – Москвы, Неглинки, Яузы. Вписанные одно в другое полукружие стен – Кремль, Китай-город, Белый город, Земляной город. Сотни помеченных на плане строений: кубики домов, густо налепленные трудолюбивым чертёжником, луковки церквей, треугольники сторожевых вышек. Белые борозды улиц и переулков, будто растянута на чертеже причудливо сплетённая тонкая сеть. Всё это он знал наизусть; мысленно Васнецов сопоставлял планы, словно бы накладывая их друг на друга, - так виднее всего было, как заселялась, строилась, как росла Москва.

И всё же он не мог отказать себе в радости вот так, неторопливо водя стеклом, бродить целый вечер по нарисованному городу. Время от времени движение руки замедлялось, керосиновая лампа ярко вспыхивала, щедрая память подсказывала детали.

Крыши домов вздыбились круто, оделись чёрной чешуёй дранки. По кирпичу боярских палат прошёлся инструмент невидимого каменщика, изукрасив стены чудесною резьбою. Белая полоска Москворецкого моста обернулась уложенными на воду деревянными брусьями, связанными толстыми верёвками из липовой коры; мост был удивительно подвижен – поднимался, когда прибывала вода, и опускался, когда убывала, его можно было развести, пропуская плывущие к Кремлю суда; мост называли “живым”. На Лесном рынке, за стеной Белого города, золотились срубы: балки пригнаны, только щели мохом законопатить – и дом готов.

Васнецов ниже склоняется над листом, прижимает стекло к глазам. План становился объёмным. Мелко нарисованные домики, церквушки, башенки отрывались от плоскости листа, поднимались, как трава после дождя. От этого становилось не по себе. Лупа казалась воротами в этот раскинувшийся на равнине стола, нарисованный пером город: пройди сквозь стекло и смешайся с толпою крошечных тёмных чёрточек-человечков, от доброты душевной понаставленных на бумажных улицах и площадях старательным планщиком.

Волнуясь, художник откладывает стекло, поднимает от стола голову. И снова лежат перед ним чуть пожелтевшие, потёртые на сгибах листы. Очерченная чётким контуром стен, Москва лежала посреди листа как опрокинутое сердце.

Художник рассматривал карты и книги, изучал документы, тщательно писал этюды – какую-нибудь чудом уцелевшую древнюю кирпичную кладку или полуразрушенный старый храм, обнаруженный в глубинах московской улочки. “Я люблю собирать материал, классифицировать факты, изучать их”, - говорил о себе Аполлинарий Михайлович.

"Крестец, перекрёсток, в Китай-городе". (1902 ГИМ Москва). Густонаселённый квартал Зарядья. В Китай-городе поднималась обычная суета и толкотня. Народ сновал в улочках. Гости, купцы, и сидельцы открывали лавки, раскладывали в рядах товар. Из кружал, кабаков, неслись весёлые голоса бражников. Кричали в корзинах голодные подкидыши. Божедомы гнусаво просили подаяния. Чёрнобородый стрелец, пьяный, в распахнутом кафтане, шёл, качаясь, по улице, выкрикивая слова песни: “Середи-то торгу, братцы, середи площади. Тут секут добра молодца на правёже…”.

А ещё Аполлинарий Михайлович был археологом: ездил на раскопки, осматривал памятники древности, читал учёные доклады в Археологическом обществе и Комиссии по изучению старой Москвы – интересные доклады с показом акварелей и рисунков, очень спокойных и сдержанных в строгом соответствии с историческими документами. И учёные-археологи одобрительно рукоплескали А. М. Однажды его пригласили спуститься в шахту Метростроя – там обнаружили старую деревянную мостовую и остатки башни. Дома, в мастерской, он наложил план завтрашнего метро на старинный план столицы – остатки башни оказались на месте, где её указал гравёр XVII века. Его полотна подчас сдержанно именовали “архитектурными пейзажами”, говорили, что-де фигуры людей, им написанные, не привлекают внимания. Он и сам знал, что фигуры ему не удаются, но ему и не нужны были фигуры – ему человек был нужен! Не натурщик для завтрашней картины - живой.

"Улица в Китай-городе". (ГРМ СПб). К числу работ первого типа относится картина 1900 года “Улица в Китай-городе. Начало XVII века”. В ней изображён Китай-город - район, примыкающий с востока к Кремлю, который был центром городской торговой жизни. Причудливо громоздятся живописно-асимметричные деревянные строения древнего города. В закатный час на фоне высветленного зеленовато-оранжевого неба контрастно выделяется темнеющий силуэт центра Москвы, в котором доминируют очертания Покровского собора. А на тесных запутанных улочках царит шумное беспокойство. Изображение суеты и волнений горожан, среди которых выделяются вооруженные стрельцы, погружает нас в эпоху Смуты. Автор не конкретизирует, что за события так взволновали жителей столицы, но ясно, что здесь передан тревожный, переломный момент русской истории.

Писатель в чём-то богаче живописца. Он может неторопливо и подробно рассказывать жизнь своего героя. Живописец выбирает, останавливает мгновение – и должен сказать всё. Живописец Васнецов был писателем. Русские журналы печатали его рассказы. Природа одарила Аполлинария Михайловича многими и разными способностями. Живописец Васнецов писал картину о встревоженной, готовой к бунту Москве; Васнецов-писатель всё не мог расстаться с жизнью своего Алёши, придуманного поводыря в век семнадцатый, - додумывал его судьбу.

Однажды Репин перед каким-то из его московских бургшафтов, скромно именуемым “архитектурным”, восторженно всплеснул руками: “Какой молодец! Какое воображение!”.

“Площадь Ивана Великого в Кремле. XVII век”. (1903. Государственный Исторический музей, Москва). На Соборную площадь Московского Кремля в старину могли приходить люди разного звания, от богачей до простых торговцев и нищих. Проносились стрельцы на конях – они охраняли Кремль. Люди посещали церкви. В левой части картины можно увидеть юродивого, бегущего рядом с санями, которыми правит богач. Юродивые говорили людям всю правду о них, даже если эта правда не нравилась.

Соборная площадь Кремля, и в старину, и сейчас, является центром Кремля и русской столицы, Москвы, и “сердцем” России. Со всех сторон площадь окружают старинные соборы и палаты. Это Грановитая палата, Успенский и Архангельский соборы, Ризоположения церковь и колокольня “Иван Великий”. Нет больше царя, но здания здесь всё те же. Многие из них были построены специально для этого приглашёнными итальянскими архитекторами. С Соборной площадью связано много важнейших событий в русской истории. В Успенском соборе венчали на царство великих князей и царей, а потом и императоров. В Архангельском соборе похоронены многие из них. В Грановитой палате проходили собрания Боярской думы и Земские соборы, на которых решались важнейшие дела государства Российского.

“Гонцы ранним утром в Кремле”. (1913. ГТГ Москва). Спешат по заснеженным улицам древнего Кремля гонцы. Они спешат в Посольский приказ с важным известием, которое нужно доставить срочно. В России в XVI-XVII столетиях регулярными почтовыми и транзитными перевозками заведовал Ямской приказ. Возглавлялся он боярином. Ямской приказ следил за устройством и надлежащим содержанием ямов – почтовых станций, где гонцы могли быстро сменить загнанных лошадей на отдохнувших и, немедля, продолжить свой путь. Центральным местом картины является Кремль – художник нарисовал несколько домов москвичей, теснящих друг друга, княжеский терем с высокой лестницей, ведущей в светлицу, крепкие ворота, за которыми спрятался дом ещё одного местного жителя. За ними виднеется небольшая церквушка с крестом наверху. Ещё больше “жизни” и соответствия эпохе картине придает флюгер в виде журавля, украшающий один из домов. Вдали виднеются очертания городской крепостной стены и башни… 

"Москва первой половины XVII века". Видимо, не случайно трижды - в 1902, 1916 и 1922 годах - Васнецов обращался к теме "Книжные лавочки на Спасском мосту" как к доказательству интенсивной интеллектуальной жизни москвичей далекого прошлого. Картина выполнена в светлых желтовато-коричневатых радостных оттенках, подчёркивающих начало весны. На переднем плане изображен мост, на котором разместились несколько торговцев, лавки с товарами и снующие люди, пришедшие делать покупки в традиционных русских костюмах. Левую сторону и задний фон картины занимает изображение Кремлёвской стены и тёмных вод Алевизова рва перед Спасской башней на Красной площади. Кремлёвская стена с характерными прямоугольными зубцами, выписана точно, “кирпичик к кирпичику”, что придаёт полотну особую реалистичность. Под стенами Кремля, на Спасском мосту, было множество лавок, в которых торговали лубочными картинками и книжицами. Сейчас моста уже нет. Он простоял с 1516 по 1814 год, когда он был разобран, и местные книготорговцы окончательно переселились на Никольскую улицу.

“У Мясницких ворот”. (1926). В Москве, как и в других старинных русских городах, есть площади, в названии которых присутствуют слова “застава” или “ворота”. Они были раньше, но мешали проезду транспорта, и их снесли. Именно так и произошло с Мясницкими воротами, которые вы видите на картине. По деревянному настилу едут в каретах богатые люди, а кто победнее да попроще – на санях и не по настилу. Многие москвичи спешили сюда, чтобы зайти в мясную лавку.

Башни с воротами давно нет (на её месте - станция метрополитена "Чистые пруды"), а название осталось в площади Мясницких ворот, к которым ведёт Мясницкая же улица. Одними из первых жителей Мясницкой были “переведённые” новгородцы: после присоединения Новгорода Великого Иван Третий перевёл в Москву представителей богатых или знатных семейств (1478). В конце XVII – начале XVIII века мясная торговля была вытеснена к Земляному Валу, затем и сам торг был уничтожен, но название сохранилось за улицей. При Петре Первом Мясницкая стала дорогой между Кремлём и Немецкой слободой, по которой постоянно ездил царь. На улице стали селиться дворяне и новая аристократия во главе с князем Меншиковым. Дворянской улица оставалась и в XIX веке.

“Горница в старорусском московском доме”. На женской половине богатого русского дома живут женщины разного возраста и социального положения. С ними – их малые дети. В левой части картины изображена, похоже, мать хозяина этих хором. Старушка старается держаться поближе к печке, выложенной цветными, разнообразными по форме изразцами, которые придают комнате нарядный вид. Вверху "израсчатой" печи на протянутой веревочке навязаны пучки разных лекарственных трав. Хозяйка дома смотрит, как покоивка катает на лошадке её внука. Рядом, на полу, внучка играет в куклы. Второй внук, постарше, за столом, пытается читать и писать, хотя при такой суете это и непросто: левой рукой он прикрыл ухо, чтобы не слышать шум.

В центре картины – старшая внучка - девушка на выданье: при скудном свете витражных окошек из слюды она примеряет головные украшения. Особое искусство расположения и окраски слюдяных пластин заключалось в том, чтобы расположить всё так красиво-запутанно, при этом из комнаты во двор было видно всё, и света в комнату проходило много, а снаружи никто, в случае если заглянет, не мог рассмотреть, что делается в комнате. Сейчас у девушки на выданье на голове кокошник, а её золовка предлагает ей примерить другой головной убор. Через открытую дверь видна спальня. На постели горкой лежат подушки, стоят сундуки с вещами. В углу, перед спальней, стоит "светец" с ушатом воды, чтобы в него падали горячие фитили от восковой свечи (в бедняцких семьях вместо сальной или восковой свечи использовали лучину, прогоревшие угольки которой падали в ушат с водой). Рядом с светецом - передвижная лавка, на которой стоит сундучок-подголовок. Такие сундучки ставили под голову во время ночёвок при дальних поездках, богомольях, например.

В правом углу, позади мальчика с книжкой, "божница", а рядом шкаф со свечами, книгами и "кацеей" - небольшой ручной кадильницей. На полу постланы белые дорожки, чтобы не пачкать и не топтать чисто-начисто вымытый липовый пол. Окон в горнице четыре - одно из них заставлено изнутри втулкой, деревянным щитом, обитым красным сукном. Окна - слюдяные, такие тогда по преимуществу были в ходу, потому что стекло стоило дорого, а слюду большими количествами вывозили "из корел". Стекло в те времена производили только в Венеции на острове Мурано.

Стены дома, несмотря на явное богатство, не каменные: они сложены из брёвен. В деревянном доме в жару прохладно, а зимой тепло, да и аромат дерева особенный, его ничем не заменить.

Васнецов Аполлинарий Михайлович. (1856-1933). Среди сказочных великанов – сосен, елей и пихт, среди извилистых, чуть таинственных рек, долин и оврагов расположилось село Рябово Вятской губернии. Здесь в семье сельского священника родились два русских художника – сказочник Виктор Михайлович Васнецов и пейзажист, страстный любитель исторической живописи Аполлинарий Михайлович Васнецов. Наверно, нет ничего удивительного, что в живописи обоих так сильна любовь к русской старине, к её былинам, обрядам, сказкам. Ведь всем этим, казалось, был напоен их родиной. Каждый крестьянин знал там не одно сказание. Одевались в старинный традиционные одежды. Словом, русское, национальное питало художников с самых молодых лет.

Аполлинарий Михайлович Васнецов родился в 1856 году и был на восемь лет моложе брата. Конечно, Виктор был первым его наставником. В 1872 году Аполлинарий оканчивает духовное училище и уезжает, по настоянию брата, в Петербург, мечтая поступить в императорскую академию художеств. Мечта не сбылась, но время пребывания в столице (с 1872 по 1875 год) даром не прошло. Юноша знакомится с художниками, посещает репинские “четверги”, много рисует под руководством брата, занимается естествознанием, историей. 

 В 1875 году, увлёкшись идеями народничества, Аполлинарий Михайлович сдаёт экзамен на сельского учителя и едет в село Быстрицу Орловской губернии. Это увлечение не было чем-то внезапным. Ещё в Вятке юноша стал членом кружка самообразования, возглавляемого Степаном Халтуриным.

Больше года Васнецов проработал на селе. Но с горечью убедился, что идеи народничества не оправдывают его ожиданий. В 1878 А. М. уезжает в Первопрестольную, сотрудничает в журналах “Всемирная иллюстрация” и “Живописное обозрение”. С 1882 года много работает вместе с братом Виктором в Абрамцеве, имении Мамонтова. Значительное влияние на Аполлинария Михайловича оказал в ту пору Поленов Вас. Дм. Пейзажи молодого художника становятся совершеннее, красочнее. Любовь к отдельным деталям уже не нарушают единства вещей в целом. Краски тоже становятся звучнее, интереснее.

Васнецов Аполлинарий Михайлович в 1914 году. Портрет работы Малютина С. В.

В 1883 году картина художника “Серенький день” показана на Передвижной выставке, и Васнецова А. М. принимают в члены Товарищества. Третьяков П. М. покупает его картину. В 1886 году внимание любителей живописи привлекает чудесный пейзаж “Родина”, в 1891 году – “Тайга”, в 1895 году – “Кама”, в 1902 году - “Озеро” и другие полотна. Здесь уже отсутствуют тщательно выписанные детали. Это всё эпические вещи, полные большого содержания, написанные в лучших традициях реалистической живописи. Пейзажи Аполлинария Михайловича сыграли большую роль в дальнейшем развитии всего русского пейзажного жанра.

Пожалуй, ещё больше художник известен в области исторической живописи. Он воссоздал для нас облик старой Москвы. Его художественная фантазия опиралась на твёрдое знание истории и археологии, старинных планов и гравюр города. Много десятков исторических картин было создано художником для различных музеев. 

С 1901 по 1919 Аполлинарий Михайлович преподавал в Московском училище живописи, возглавив после смерти Левитана пейзажную мастерскую. Васнецов написал много теоретических работ по искусству и истории. После революции он создал серию из восьми прекрасных акварелей “Моя Родина”. Художник пользуется здесь одним из своих излюбленных способов письма – соединяет акварель с углём. Это делает произведения как бы графическими. Перед зрителями предстаёт его родное Рябово, окрестности села. И у каждого русского человека, пусть он никогда не бывал в этих местах, невольно возникает ощущение чего-то дорого, близкого, ощущения родины. Художник был членом Археологического общества, а с 1918 года – председателем Комиссии по изучению старой Москвы. В последние годы жизни его часто можно было видеть в московских парках, где были написаны прекрасные жизнерадостные этюды.

Аполлинарий Михайлович был высок ростом, худощав, подтянут. Он был замкнут, сдержан, даже испачканную краской рабочую блузу надевал на ослепительно белую сорочку с накрахмаленным воротничком и туго завязанным галстуком.

Умер Аполлинарий Михайлович в январе 1933 года, честно и с любовью прослужив обществу всю свою сознательную жизнь.

А. Н. Бенуа дал высокую оценку историческим пейзажам А. М. Васнецова: “Его виды старой Москвы, являющиеся в научном отношении очень верными иллюстрациями, драгоценны и в чисто художественном отношении. В них он подобно своему брату сумел разгадать коренную русскую, окончательно в наше время исчезающую, красоту - вычурную, странную прелесть целой, безвозвратно погибшей культуры”.